Симфония для пяти струн (СИ) - Страница 27

— То есть?! — снова хором уточнили мы.

— Мне, чтобы до этого догадаться, понадобилось несколько месяцев, да и то дошло только после подсказки, — он фыркнул от смеха, бросив взгляд на наши вытянувшиеся лица. — Ну, что вы на меня так смотрите? Догадались, молодцы, по пятёрке каждой. Думаю, предупреждать, чтобы никому об этом не говорили, излишне?

Я энергично закивала, Оли точно так же энергично замотала головой; «да, излишне» и «нет, не надо предупреждать». Сарк уже полноценно засмеялся, но никак не прокомментировал.

— А как же он живёт? — погрустнела Олея. — В книжке было написано, что он только на несколько дней может… ну, в человека.

— Да как сказать, — вздохнул Сарк. — Не живёт, мучается. И зачем я вам рассказываю? — вдруг хмуро оборвал он себя. — Ругаться будет! А хотя… Да ну его в Хаос! — закончил он свой короткий монолог. Я, было, подумала, что решил он всё-таки не распространяться, а сменить тему. И ошиблась. — Во всяком случае, на мой взгляд — точно мучается. Ему это удаётся ценой постоянного жесточайшего самоконтроля. И то подавить свою природу до конца не получается; да сами же небось видели, как он на людей смотрит. От него все и шарахаются. Правда, есть ещё вариант; одно зелье, достаточно сложное. Оно применяется как лекарство при некоторых психических расстройствах, и он у меня «лечился», весьма талантливо одно из таких изображая. Так мы, собственно, и познакомились. А потом он постепенно от них сумел отказаться. Три года держался, до недавнего времени.

— А почему только до недавнего? — рискнула полюбопытствовать я. Этот рассказ мы слушали, затаив дыхание и не шевелясь, чтобы не дай Ветер этот человек не переменил своё мнение, и не передумал откровенничать.

— Да из-за тебя, — он ехидно ухмыльнулся. — А ты думаешь, одной тебе рядом с ним так плохо? Ты видишь его насквозь, и ему очень трудно сдерживаться, даже на зельях.

— И ничего нельзя сделать? — опять-таки хором грустно вопросили мы. Пугающая тенденция.

— Ишь, какие две чувствительные нашлись, — прокомментировал он. — Можно. У меня амулет уже почти готов, так что он тебя сможет терпеть, хотя и в ограниченных количествах.

— Компенсация? — оживилась я, учуяв знакомую тему. — Амулет же, наверное, временная мера; надо попробовать поискать что-нибудь более близкое.

— Да не трудись, я и так знаю, — он повернулся к нам целиком, вытирая руки полотенцем. И лицо было до того торжественно-ехидным, что мне сразу захотелось заткнуть уши. — Идеальным компенсатором для вас двоих служит алтарный камень в храме Ветра. Главный. Тот самый. В центральном храме.

Я нервно хихикнула и уставилась на подругу. А та, посмотрев на меня, залилась задорным заливистым хохотом, едва не стучась головой об стол от восторга.

Ну, это я немного преувеличиваю из мелкой мстительности; никуда она не билась на самом деле.

— Ох, вот тебе и свадьба обещанная! Ты же хочешь ему помочь, правда? — наконец, немного успокоившись, она сумела набрать воздуха и выдавить из себя пару коротких фраз.

— Тогда нам придётся его оттуда похитить, и общаться только стоя на нём, — огрызнулась я. — Компенсатор должен находиться в прямом контакте с тем, что он компенсирует. Так что дырку тебе от нуля, а не свадьбу! — злорадно резюмировала я. Профессиональное любопытство взыграло настолько, что матримониальные планы подруги скромненько прошли стороной, не вызвав даже доли смущения.

— Фу, какая ты противная, — фыркнула она. — А я так надеялась! Вы же так друг на друга смотрите, явно любовь с первого взгляда. Да и смотритесь рядом красиво.

— Оли, — я поморщилась.

— Ну, смотрят они точно не из большой любви, — неожиданно поддержал меня Сарк. — Согласись, сомнительное удовольствие, когда они рискуют потерять себя от одного только взгляда. Вот представь, что ты упала в водоворот на реке. Ты сможешь при этом думать о чём-то другом? Вряд ли; наоборот, полностью сосредоточишь своё внимание именно на нём. И тогда засасывать начнёт сильнее, и так по нарастающей. Согласись, о любви к водовороту тут и мысли не возникнет. А у них нечто подобное и происходит. Она видит его истинную природу, и растворяется в вибрации его струн, потому что… ну, гроза — само по себе сильное явление, а уж когда оно сконцентрировано в одном человеке! Я правильно объясняю? — почему-то уточнил он у меня. Я, как и Олея, ловящая каждое слово, на всякий случай кивнула. Хорошая вещь — психолог-творец. За меня вот разложил по полочкам мои ощущения, и объясняет их теперь в доступной форме. — Ну, вот. А у него всё ещё проще; она видит его скрытую сущность, и эта сущность начинает рваться на волю. Чем сильнее рвётся сущность, тем глубже она может заглянуть. В общем, естественный резонанс.

— Ой, мамочки, — потрясённо протянула Оли. — А я ещё хихикала! А если оторвать от этого алтаря кусочек? Он действовать будет?

— Не знаю; я не видел вибрации его частей, — растерялся от такого простого предложения блондин.

И оба с вопросом в глазах уставились на меня.

— Ну, если правильно обработать, шанс есть, — сдалась я. И по лицу Сарка поняла: на дело он пойдёт сегодня ночью.

Конечно, фигурально выражаясь; но я была почти уверена, что кусочек того камня он отколупает, чего бы это ни стоило. И восприняла эту мысль с облегчением; во-первых, есть хороший шанс облегчить жизнь и себе, и тару Алю, а, во-вторых, ещё и сделают это без моей помощи.

Карт с огромным облегчением воспользовался возможностью сбежать куда подальше от вихрем ворвавшейся девушки. Ворвавшейся не только и не столько сейчас в кухню друга, сколько в его жизнь в целом, устоявшуюся и размеренную. Она была тем пресловутым ветром перемен, о котором спето и сказано очень много. Аль не то чтобы не любил резких изменений; наоборот, они приводили его в восторг и манили за собой. И поэтому он очень боялся сорваться, чем дальше, тем сильнее. Потому что это означало потерю обретённой личности, жизни, — того, к чему он стремился, сколько себя помнил. Но и это не было бы так страшно, если б не простой широко известный факт: любой искусственно сдерживаемый конфликт взорвётся пропорционально времени этого сдерживания. А три года сверх положенного — это очень долгий срок.